Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— А, да, — он будто очнулся. "Ваш муж, госпожа Горовиц — скоро вернется? Мне с ним надо встретиться".

— На той неделе, перед праздником, — вежливо ответила Дина, взяв за руку дочь. "Дверь на улицу открыта, — увидела она, — так можно. И Рахели здесь, хотя ей нет еще трех, конечно. Ничего страшного. Да и рав Судаков такой благочестивый человек, он с женщинами вообще редко разговаривает".

— Спасибо, — он почему-то покраснел. "Счастливой субботы, госпожа Горовиц".

— И вам тоже, — отозвалась Дина, и проводила взглядом его широкие плечи: "Они же с Аароном в синагоге увидятся, и в ешиве. Зачем рав Судаков сюда явился?". Она хмыкнула и весело сказала дочери: "Умываться и за стол! Потом сходим, приведем в порядок ту комнату, что папа снял для работы".

— Папа будет писать Тору, — заворожено проговорила девочка. "И мезузы. Мамочка, — она полистала страницы молитвенника, — ты еще послушаешь, как я читаю? Я только "Шма" могу…, - Рахели погрустнела. Дина, присев, прижав ее к себе, шепнула: "Ты наша умница".

Женщина взяла дочь на руки, и выглянула на узкую, каменную улицу — она была пуста, рав Судаков ушел.

Дина прикоснулась кончиками пальцев к мезузе и захлопнула дверь.

Степан завернул за угол какого-то дома. Прислонившись к стене, она закрыл лицо руками. "А я ведь шел, чтобы…, - он почувствовал, что краснеет и тяжело вздохнул: "Надо тщательней исполнять заповеди. Все дурные мысли, все грешные устремления — именно от этого. Сказано же: "Возводите ограду вокруг Торы". Нельзя смотреть на женщин, нельзя говорить с ними. И с Ханеле я занимаюсь…"

Он вспомнил большие, дымно-серые глаза дочки, то, как она сидела над томом Талмуда, подвернув под себя ногу, подперев щеку рукой, грызя карандаш. Степан помотал головой: "Нет, нет, я не могу ей отказать, не могу ее разочаровывать. Ничего страшного не случится, лет через шесть ее уже и сватать начнут, Ханеле забудет о книгах". Он быстро пошел к Стене.

В маленьком проходе было людно. Он, оказавшись на мужской половине, взяв молитвенник, стал шептать Псалмы. "Даже на Лею нельзя смотреть, пока она не очистится, — напомнил себе Степан. "Поэтому нас Господь наказывает, поэтому не рождаются дети — из-за моих грехов. Это я, я во всем виноват. Сказано же — с женой надо быть скромным, тогда родятся сыновья. Надо окунаться в микву, каждый день, надо поститься…, - он почувствовал слезы у себя на глазах. Мужчина разрыдался, опустив голову, все еще повторяя: "И не будете блуждать, следуя за сердцем вашим, и очами вашими, как блуждаете вы ныне".

Уже выходя на улицу, он услышал звонкий голос: "Папа!". Ханеле взяла его за руку: "Я молилась за тебя и маму Лею. Не плачь, папа, — она посмотрела на отца, и напомнила себе: "Только хорошее, только хорошее".

Она слышала крики чаек над морем, звук выстрела, чьи-то отчаянные, горькие рыдания, а потом все затянула серая, непроницаемая мгла. Ханеле подумала: "Нельзя про это говорить, папа расстроится. Моше будет счастлив, а остальное…, - она тихонько вздохнула и повторила: "Нельзя".

— Забудь о том ребенке, — велел себе Степан. "Его нет, и никогда не было. Не ходи к ней на могилу, она тебе никто. От этого тоже — дурные помыслы появляются. Нельзя думать о других женщинах, нельзя их вспоминать. Я раскаюсь, Господь меня простит, и у нас будут дети. Аарон вернется — попрошу его проверить мезузы в доме, вдруг там буква стерлась, за это тоже Господь может наказывать".

— Папа? — робко проговорила Ханеле. Степан заставил себя улыбнуться: "Пойдем, проводишь меня до ешивы".

Рахели сидела в плетеной корзине, с восхищением рассматривая серебряные, с бирюзой бусы. Она приложила их к своей шейке и улыбнулась: "Красиво!"

— Это маме, — смешливо сказал Аарон. Отпив чаю, он откинулся на спинку кресла: "Никогда, никогда больше от них не уеду, я так скучал".

— А где мама? — Рахели оглянулась и зевнула. "А то я спать хочу".

— Пошла по делам, — улыбнулся мужчина, глядя на закат в окне. "Давай, я тебя уложу, доченька".

Рахели сгребла в кучку деревянные игрушки. Отец, наклонившись, подхватил ее на руки. "Я "Шма" читаю, — проговорила девочка. Она сладко зевнула. "Утром…, прочитаю тебе".

Дина осторожно приоткрыла дверь дома. Сняв с влажных волос темный платок, она услышала сверху голос мужа. Аарон пел — тихо, ласково:

— Durme, durme mi alma donzella,

Durme, durme sin ansia y dolor.

Дина оставила на сундуке шаль, и, как была — с непокрытой головой, — прошла в гостиную. Она убирала со стола, когда Аарон, обняв ее сзади, шепнул: "Оставь. Завтра, все завтра. Рахели уже заснула, крепко. Я так люблю тебя, так люблю…"

Она повернулась и ахнула — муж поднял ее на руки.

— Похудела, — озабоченно сказал Аарон.

— Ничего, я вернулся, теперь ты у меня как следует, будешь завтракать, — он почувствовал совсем рядом ее нежные губы. Вдыхая запах свежести, Аарон понес ее наверх.

Над городом вставала тонкая, молодая луна, внизу шелестело гранатовое дерево. Дина, томно, едва касаясь, целуя мужа, прошептала: "Так хорошо, милый…".

Аарон положил ее голову к себе на плечо и рассмеялся: "Я не собираюсь останавливаться, сейчас полюбуюсь тобой — и начну все сначала". Он медленно провел рукой по сияющей в лунном свете, белой коже. Дина приподнялась на локте: "Надо будет и вправду — до Нового Света добраться, все-таки это твои самые близкие родственники".

— Доберемся, — уверил ее муж. "Денег скопим и поедем. И в Амстердам, и в Новый Свет. Девочкам там понравится".

— Девочкам? — удивленно спросила Дина и тут же рассмеялась — муж что-то сказал ей на ухо.

— Может, мальчик получится, — она обняла его, прижимая к себе, гладя темноволосую голову.

— Нет, — Аарон тоже улыбнулся, — я хочу много дочек, мое счастье. Хочу вас всех баловать.

А потом они уже ничего не говорили. Только Ратонеро, что лежал в саду, подергал ушами. Услышав знакомые звуки, успокоившись, пес подумал: "Хозяин вернулся. Хорошо-то как!" Ратонеро заснул, и снилась ему синяя гладь воды, высокие, уходящие в небо, деревья и дети, что наперегонки бежали к берегу.

Часть семнадцатая

Марокко, январь 1785

Океан был холодным, течение — сильным. Федор смешливо подумал: "Возьмет меня, и унесет, а ведь я даже его с величеством Сиди Мохаммедом пока не встречался. Жду, пока он из Марракеша приедет".

Отсюда, за милю от берега, была видна вся Эс-Сувейра, — аккуратные дома торгового квартала, минареты мечетей, порт с маяком. Федор приставил ладонь к глазам и увидел два судна, что были пришвартованы в самой середине гавани.

— Углублять будут, — он взглянул на побережье, что уходило к югу, и присвистнул: "Вот это да!". Беломраморная вилла, окруженная неприступной, гранитной стеной, стояла на вершине небольшого холма. На склоне были разбиты сады с каскадом фонтанов. Федор усмехнулся: "Прямо как у короля Людовика, в Версале. Смотри-ка, и бассейн там есть, и порт свой, только маленький". У причала покачивался небольшой бот со свернутыми парусами.